Стихотворения 1912 года - Страница 2

К оглавлению

2
       Анна встанет в смертный час.

Сентябрь 1910 — 16 февраля 1912

ПЛЯСКИ СМЕРТИ

1


Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
Скрывая для карьеры лязг костей…


Живые спят. Мертвец встает из гроба,
И в банк идет, и в суд идет, в сенат…
Чем ночь белее, тем чернее злоба,
И перья торжествующе скрипят.


Мертвец весь день трудится над докладом.
Присутствие кончается. И вот —
Нашептывает он, виляя задом,
Сенатору скабрезный анекдот…


Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью
Прохожих, и дома, и прочий вздор…
А мертвеца — к другому безобразью
Скрежещущий несет таксомотор.


В зал многолюдный и многоколонный
Спешит мертвец. На нем — изящный фрак.
Его дарят улыбкой благосклонной
Хозяйка — дура и супруг — дурак.


Он изнемог от дня чиновной скуки,
Но лязг костей музыкой заглушен…
Он крепко жмет приятельские руки —
Живым, живым казаться должен он.


Лишь у колонны встретится очами
С подругою — она, как он, мертва.
За их условно-светскими речами
Ты слышишь настоящие слова:


«Усталый друг, мне странно в этом зале» —
«Усталый друг, могила холодна».—
«Уж полночь». — «Да, но вы не приглашали
На вальс NN. Она в вас влюблена…»


А там — NN уж ищет взором страстным
Его, его — с волнением в крови…
В ее лице, девически прекрасном,
Бессмысленный восторг живой любви…


Он шепчет ей незначащие речи,
Пленительные для живых слова,
И смотрит он, как розовеют плечи,
как на плечо склонилась голова…


И острый яд привычно-светской злости
С нездешней злостью расточает он…
«Как он умен! Как он в меня влюблен!»


В ее ушах — нездешний, странный звон:
              То кости лязгают о кости.

19 февраля 1912

2


Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.


Умрешь — начнешь опять сначала,
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.

10 октября 1912

3


Пустая улица. Один огонь в окне.
Еврей-аптекарь охает во сне.


А перед шкапом с надписью Venena
Хозяйственно согнув скрипучие колена,


Скелет, до глаз закутанный плащом,
Чего-то ищет, скалясь черным ртом…


Нашел… Но ненароком чем-то звякнул,
И череп повернул… Аптекарь крякнул,


Привстал — и на другой сжалился бок…
А гость меж тем — заветный пузырек


Сует из-под плаща двум женщинам безносым.
На улице, под фонарем белёсым.

Октябрь 1912

4


Старый, старый сон. Из мрака
       Фонари бегут — куда?
       Там — лишь черная вода,
       Там — забвенье навсегда.


       Тень скользит из-за угла,
       К ней другая подползла.
       Плащ распахнут, грудь бела,
Алый цвет в петлице фрака.


Тень вторая — стройный латник,
       Иль невеста от венца?
       Шлем и перья. Нет лица.
       Неподвижность мертвеца.


       В воротах гремит звонок,
       Глухо щелкает замок.
       Переходят за порог
Проститутка и развратник…


Воет ветер леденящий,
       Пусто, тихо и темно.
       Наверху горит окно.
              Всё равно.


       Как свинец, черна вода.
       В ней забвенье навсегда.
       Третий призрак. Ты куда,
Ты, из тени в тень скользящий?

Февраля 1914

5


Вновь богатый зол и рад,
Вновь унижен бедный.
С кровель каменных громад
Смотрит месяц бледный,


Насылает тишину,
Оттеняет крутизну
Каменных отвесов,
Черноту навесов…


Всё бы это было зря,
Если б не было царя,
       Чтоб блюсти законы.


Только не ищи дворца,
Добродушного лица,
       Золотой короны.


Он — с далеких пустырей
В свете редких фонарей
       Появляется.


Шея скручена платком,
Под дырявым козырьком
       Улыбается.

7 февраля 1914

ВАЛЕРИЮ БРЮСОВУ
(При получении «Зеркала теней»)


И вновь, и вновь твой дух таинственный
В глухой ночи, в ночи пустой
Велит к твоей мечте единственной
Прильнуть и пить напиток твой.


Вновь причастись души неистовой,
И яд, и боль, и сладость пей,
И тихо книгу перелистывай,
Впиваясь в зеркало теней…


Пусть, несказанной мукой мучая,
Здесь бьется страсть, змеится грусть,
Восторженная буря случая
Сулит конец, убийство — пусть!


Что жизнь пытала, жгла, коверкала,
Здесь стало легкою мечтой,
И поле траурного зеркала
Прозрачной стынет красотой…


А красотой без слов поведено:
«Гори, гори. Живи, живи.
Пускай крыло души прострелено —
Кровь обагрит алтарь любви».

20 марта 1912

ВЛАДИМИРУ БЕСТУЖЕВУ
(Ответ)


Да, знаю я: пронзили ночь отвека
       Незримые лучи.
Но меры нет страданью человека,
2